Михаил Степаненко

Скажи мне сердце чего еще бояться Когда над жизнью не с кем посмеяться Но если есть немножечко вина С весёлым другом мы выпьем всё до дна

Ни век голодного китайского монгола И ни запрет костров Савонаролы Коль есть у нас немножечко вина Мы его махом за вашу честь до дна

О женщина не знаешь кто ты есть Ребро и от ребра мужская честь Не говори неси скорей вина Целуй стакан и с нами пей до дна

А помнишь как бродяга с Сахалина Бежал на поиски простого магазина И если б он не знал где есть вино То в том Байкале нашел бы себе дно

Неправда будто поп убил собаку За то что съела кусок мяса бедалага Поп тырил в будке чайничек вина А та собака любила пить до дна

Но время дорого пора кончать базар Я — Пётр и что значу доказал

Суди меня, брат, За комнатное терпение, За тусклый ночник И молчаливое пение, За то, что душой Я к дому сему не прирос, За то, что один-одинёшенек Я и мороз, За даль, что в окне, За тополь, как нищий в саду, Ведь я не хочу Мешать тебе жить на виду. Суди меня, брат, За тишь вечеров и зимы, Сладка твоя брань И сигарета Памир. Суди меня так, Утешь, не жалей, сохрани, Мой строгий братан, От сердца меня не гони.

В птичий час, незримым утром Утрачены слова. В тумане лес. Так невесомо чист, так одиноко мудр. Царит роса на отуманенном весле.

Ещё Ярило в сонном просыпанье, Булатный меч ещё летит извне Краеокруглого недосяганья Переполошным петухом огня.

Ещё молчание цепляется за ветки, И над водой чешуйчатая мгла, Ещё в росе луны прохладной светы Озябшими зрачками шевелят.

От Савеловского до Курского, Изловив грифострунный кайф, Заломила хулящая, уросная, Подпитая пижонь трепака.

Разоделась, медовая, цыпочкой: — Обними, дорогая, целуй, Изогнись, изломайся так шипочко, Защеми второпях и фалуй.

Да изматывай, что тебе толечко, — Спасу нет оставлять на потом. Блатная балденная Тонечка И толпа чуваков по пятам.

Затянулась ремнями широкими, Заблажила не фиговый романс, И стало так больно и проклято, Что кончается месяц март.

Я ещё не забыл как на выстреле полдень висит в Ленинграде, И молитвы за тех, кто принял голодную смерть. Я ещё не забыл Зеленогорский туман и прохладу, Как янтарный залив омывал моё тело, — И сеть желтоватая клёнов меня укрывала У ручья, по преданью в который когда-то входила форель. Я курил этот сон под запретами бурного Финского вала, Где прибрежные камни обозначили безопасную мель. Так голодный вдыхает запах горячего хлеба, Пьёт вино алкоголик, курильщик жжёт афиян. Я ещё не забыл серпантиновый берег и небо, Под которым я есть навсегда воспоминанием пьян.